Стоять у открытого окна и петь Арию, смотря на небо.
Больно от того, без чего не могу жить, как часто бывает. Чем-то ужасно близок человек, воплощение грязи, равнодушия и покинутости. Я тоже могу перешагнуть те грани, что перешагнул он. И я бы остался с ним, если бы не мог иначе. Принял бы всю грязь. Такой грязи бы и не было.
Чего еще ожидать от человека, которого назвали в честь женщины, ставшей ведьмой из-за любви. Самое главное, она ни секунды не сомневалась. В этом я истинно похож на нее.
Отец говорил, что это от отсутствия веры, я - что от отсутствия любви. Любви не к конкретному человеку, а любви вообще, к людям, к жизни, к стране, к небу. Но и конкретный человек спас бы.
Если понимать веру не как религию, а в самом общем смысле, отец прав.
Я не верю в Бога, но хотел бы поверить в Христа. Как в воплощение света и любви к людям и ко всему в жизни. Я верю в булгаковского Христа. Но принять все то, что необходимо и о чем даже подумать страшно, не могу. Не чувствую сопричастности.
Реальность опять теряется, это из-за Достоевского. Морально не отпускает. Почему-то именно "Бесы" особенно близки. Мерзость, переходящая в красоту, и наоборот.
Я настолько часто ошибаюсь, что уже не боюсь этого. Нахожусь в вечном поиске, которому конца не будет, в этом весь смысл.
Все будет правильно. Все и есть правильно.
Мне хочется ходить и говорить с тобой. Говорить так, как будто у тебя ничего нет и у меня ничего нет. Не знаю, поймешь ли. Нет людей, нет прошлого, будущего, ничего. Есть то, что составляет тебя и то, что составляет меня. Скажешь, люди, прошлое, будущее и прочее тоже составляют нас. И тут я уже не знаю, как объяснить. Свободны, как в песне Арии.
Я все еше о том, что принимаю все, потому что хочу принять. Хочу настоящего, того, от чего обычно отворачиваются.
Любопытно бы мог написать о нашей семье тот же Достоевский. Союз прямо противоположных существ.
А еще я чувствую необъяснимую нежность к человеку, хочу объяснить ему все, быть с ним рядом. Но я знаю, что все равно уйду, а его рано или поздно возненавижу. Но за то, чтобы оказаться рядом с ним, обнять и помочь, я бы многое отдал. И вместе с тем я не против сделать все это, помочь, чтобы потом уйти и оставить его. Я знаю, что могу это сделать. Могу прикоснуться к нему, могу править его. Я испытываю нежность и одновременно отвращение. Я люблю его и одновременно мне все равно, что с ним будет. У меня потребность в самом ощущении, а не в нем. И все-таки я бы многое отдал за то, чтобы он доверился мне. Да и оставлю не сразу.
Грани нет. Так все устроено.
Красота и мерзость.
Больно от того, без чего не могу жить, как часто бывает. Чем-то ужасно близок человек, воплощение грязи, равнодушия и покинутости. Я тоже могу перешагнуть те грани, что перешагнул он. И я бы остался с ним, если бы не мог иначе. Принял бы всю грязь. Такой грязи бы и не было.
Чего еще ожидать от человека, которого назвали в честь женщины, ставшей ведьмой из-за любви. Самое главное, она ни секунды не сомневалась. В этом я истинно похож на нее.
Отец говорил, что это от отсутствия веры, я - что от отсутствия любви. Любви не к конкретному человеку, а любви вообще, к людям, к жизни, к стране, к небу. Но и конкретный человек спас бы.
Если понимать веру не как религию, а в самом общем смысле, отец прав.
Я не верю в Бога, но хотел бы поверить в Христа. Как в воплощение света и любви к людям и ко всему в жизни. Я верю в булгаковского Христа. Но принять все то, что необходимо и о чем даже подумать страшно, не могу. Не чувствую сопричастности.
Реальность опять теряется, это из-за Достоевского. Морально не отпускает. Почему-то именно "Бесы" особенно близки. Мерзость, переходящая в красоту, и наоборот.
Я настолько часто ошибаюсь, что уже не боюсь этого. Нахожусь в вечном поиске, которому конца не будет, в этом весь смысл.
Все будет правильно. Все и есть правильно.
Мне хочется ходить и говорить с тобой. Говорить так, как будто у тебя ничего нет и у меня ничего нет. Не знаю, поймешь ли. Нет людей, нет прошлого, будущего, ничего. Есть то, что составляет тебя и то, что составляет меня. Скажешь, люди, прошлое, будущее и прочее тоже составляют нас. И тут я уже не знаю, как объяснить. Свободны, как в песне Арии.
Я все еше о том, что принимаю все, потому что хочу принять. Хочу настоящего, того, от чего обычно отворачиваются.
Любопытно бы мог написать о нашей семье тот же Достоевский. Союз прямо противоположных существ.
А еще я чувствую необъяснимую нежность к человеку, хочу объяснить ему все, быть с ним рядом. Но я знаю, что все равно уйду, а его рано или поздно возненавижу. Но за то, чтобы оказаться рядом с ним, обнять и помочь, я бы многое отдал. И вместе с тем я не против сделать все это, помочь, чтобы потом уйти и оставить его. Я знаю, что могу это сделать. Могу прикоснуться к нему, могу править его. Я испытываю нежность и одновременно отвращение. Я люблю его и одновременно мне все равно, что с ним будет. У меня потребность в самом ощущении, а не в нем. И все-таки я бы многое отдал за то, чтобы он доверился мне. Да и оставлю не сразу.
Грани нет. Так все устроено.
Красота и мерзость.